А потом, словно из другого мира, он услышал крик. На миг в плотной стене песка он увидел брешь. В этой бреши Койот бился с одним из драконов, удерживая остальных при помощи своих “клонов”.

Вот только он, в пылу сражения, не видел, как трещит пик одной из скал-костей. Видимо её подсек один из прошедших мимо цели ударов Хаджара.

Сперва Хаджар широко улыбнулся такому повороту событий. Победа уже была у него в кармане. Оставалось только дождаться, когда гора рухнет на голову Койоту. Вот только еще секунду спустя, Хаджар заметил, как осколок этой самой скалы, словно снаряд из пушки, выстрелил под давлением.

Занятые сражением и попыткой защититься от его эха зрители не обратили на это внимания. Кричал же мальчик, который смотрел в лицо несущейся ему смерти.

Ребенку не было и пяти лет…

– Проклятье! – зарычал Хаджар.

Он напряг все мышцы в теле, игнорируя невероятную боль, он призвал все остатки энергии, но этого не хватило, чтобы отразить удар Небесного Солдата.

У Хаджара не было ни единой возможности отбить атаку и спасти мальчишку.

Ребенок, зажмурившись, ждал своей участи. Отец говорил ему не подходить к арене слишком близко, но тот не послушался. Как же он сейчас сильно об этом жалел. И как же ему было страшно.

Он сжался маленьким комочком и ждал боли. Ждал, кажется, целую вечность. Но боль так и не пришла. Лишь что-то горячее и мокрое капало ему на лицо.

Когда мальчик открыл глаза, то он увидел перед собой гиганта. Такого большого, что тот закрыл собой солнце и небо. Ярко блестели его нечеловеческие, словно звериные голубые глаза. Рот был искривлен в насмешливой улыбке, а по его краям текли струйки крови.

Гигант, раскинув руки в стороны, стоял над мальчиком. Из его груди торчал белый осколок скалы, а на левом боку зияла дыра от жала.

– Все будь порядок, – на ломанном наречии бедуинов произнес гигант. Его глаза закрылись, но он не упал. Так и продолжил стоять, закрывая своим телом испуганного мальчика.

Глава 287

Хаджар просыпался в самых разных ситуациях и состояниях. От доброго гудежа в голове после очередной попойки с братом, до продырявленной стрелой спины в лазарете Медвежьего Отряда. Просыпался он в постелях красавиц, которые были рады разделить ночь с прославленным генералом. Бывало что приходилось находить свое лицо в куче свиного навоза в хлеву.

Последнее, зачастую, было связано со всеми теми же попойками на пару с Неро.

Но еще никогда несколько граней таких пробуждений не сливались в одну. Никогда – до этого самого часа.

Хаджар, еще до того, как открыть глаза, уже ощутил знакомые отзвуки боли, разносящиеся по телу. Он сразу понял, что стоит ему лишний раз пошевелиться, и нервы как в кипяток опустят. Такое часто происходило после тяжелых ранений. Вот только на этот раз он лежал не на жестких деревянных перекладинах лазарета, а утопал в чем-то мягком.

Его тело лежало на материале столь тонком и элегантном, что казалось, будто боги забрали его к себе и укутали в одеяло из облаков. Слух уловил чужие мерные сердцебиения и тихие вздохи и выдохи. В ноздри ударил тонкий аромат духов и благовоний. Все мужское естество Хаджара, несмотря на раны, тут же дало о себе знать.

Инстинкты раньше разума осознали, что Хаджар находиться в женской компании. Теплота двух мягких тел согревала его с боков.

Открыв глаза, Хаджар уставился на свисающие с потолка шелка сиреневого цвета. Сам он, в мазях и бинтах, лежал на подушках и покрывалах. Причем ложе было достаточно большим, чтобы вместить в себя сразу девять человек.

Одного Хадажра и восемь юных дев. Лица их он разглядеть не мог – раны не позволяли особо шевелиться. Но вот очертания фигур, линии манящих грудей, густые длинные волосы и полная обнаженность заставили его проснуться полностью.

Все же Хаджар оставался здоровым (в данном случае – относительно) молодым мужчиной. И то, что он сперва принял за подушки под головой и одеяло, оказалось девушками бедуинками.

Штора, заменявшая вход в шатер, отодвинулась и внутрь вошла Ильмена. Они встретились взглядами, а затем девушка скользнула вниз по торсу Хаджара. Тот, пусть и не из стеснительных, тут же пожалел, что не может пошевелить рукой, чтобы прикрыться.

– Вижу, тебе полегчало, Северянин, – несколько по-шальному улыбнулась воительница, поставив на столик поднос с разными склянками.

– Накинь покрывало, – с хрипом попросил Хаджар. Речь давалась ему тяжело.

Ильмена взяла в руки широкий, серебристый шелк, подошла к кровати и… замерла.

– Неужели все варвары такие стеснительные? – спросила она.

– Не знаю. Мне неловко. Хватит издеваться над раненным.

– Мужчина, который признается в неловкости, – протянула Ильмена, все же накидывая покрывало. – странный ты человек, Хаджар. И как мужчина – странный, и как воин – тоже.

Не дав Хаджару возразить, девушка тут же принялась будить бедуинок и что-то им говорить. Те, нехотя просыпаясь, потягивались и разминали затекшие за ночь тела. Хаджар, предусмотрительно, закрыл глаза. Впрочем его воображение не подвело и в чреслах стало больно. Он терпел.

Ориентируясь на слух и запах, он дождался пока все из дев покинут шатер, оставив его наедине с воительницей.

– Можешь открывать глаза, Северянин. Они ушли.

Хаджар сперва открыл правый глаз и огляделся, насколько позволяла почти не работавшая шея. Это вызвало у Ильмены веселую улыбку.

– Это у местных пытка такая? – Хаджар попытался было поправить покрывало, но тут же заскрипел зубами от вспышки боли. – уложить с таким количеством красавиц.

– Так все же – красавиц, – стрельнула глазами Ильмена и, нарочито страстно выгнувшись, подернула шелковое одеяло. – а я уж думал ты из тех, кто больше по юношам ходит.

– В Лидусе это не приветствуется, – заметил Хаджар. – но я человек прогрессивный, ничего против мужеложцев не имею, до тех пор, пока не знаю о их ночных приключений. Сам же больше по женщинам.

– Я заметила, – Ильмена кивнула в сторону недвусмысленного топорщащейся части одеяла в районе паха Хаджара. В этот момент бравый, прославленный генерал, прошедший горнило ни одной сотни битв, отчего-то пожалел, что не одет в полный доспех. – а что до этих дев, то это не пытка, а даже напротив – почести. Бедуины считают, что полностью от любой хвори мужчину может излечить только одно лекарство – женское тепло.

– Неплохой вариант панацеи, – уважительно хмыкнул Хаджар. – как я понимаю, алхимики и лекари здесь не в почете.

– Напротив, – покачала головой Ильмена. – для бедуина нет греха постыдней, чем обидеть лекаря. Здесь они живут словно цари. Просто к лекарствам всегда делают подобную… приправу.

Хаджар посмотрел на бинты и на огромной количество склянок. Что же, подобную невнимательность ему можно было простить, учитывая приключения недавнего дня. Кстати о днях…

– Сколько я здесь лежу?

– Третий день, Северянин. В первую ночь думали, что не выкарабкаешься. Шип Койота, – удивительно, Адепта действительно именно так и звали… – прошел едва ли не на волосок от твоего сердца. А осколок горы чудом не задел позвоночника. Местный шаман сказал, что тебя сберегли боги, потому что дело твое было благое и…

– И, учитывая где я сейчас нахожусь, – перебил Хаджар. – то спас я сына вождя или этого самого шамана.

Ильмена уже собиралась ответить, как покров на входе вновь отдернулся. Внутрь вошли сразу несколько человек. Кого-то из них Хаджар видел впервые, но три лица он узнал сразу. Вождь племени – все такой же холеный, надменный и в дорогих одеждах.

Рядом шел Хадар, довольный, будто кот наевшийся сметаны и закусивший жирной мышью. Позади плелся Койот. Он, тоже перебинтованный, тяжело опирался на костыль и подволакивал правую ногу.

– Нет, Северянин, – сказал он, усаживаясь на табурет и приставляя костыль к столику. – это сын простого пастуха.

– Которому сосватали дочь шамана или вождя?

Хадар, Койот и Ильмена переглянулись и едва не закатили глаза.